Горячая жидкость обжигала, минуя гортань, направлялась прямиком в желудок, и глиняная миска со стуком опустилась на деревянную крышку стола. Блаженная улыбка застыла на довольном лице наевшегося досыта человека, которому приходилось держать пост последнюю сотню-другую лет. Скрипнул стул, на спинку которого он откинулся, не ожидавший такого с собой обращения, однако он выдержал, устоял.
- Мир и покой дому твоему, прекрасная хозяюшка. Я держу путь из далеких краев, и мое сердце (как и мой желудок) - радуется, видя, что в здесь помнят о древних законах гостеприимства, - молвил гость с трудом, опираясь на посох, вставая из-за стола. Однако, он продолжил, кланяясь в сторону старушки, стоявшей у двери и наблюдавшей за ним. - Я в неоплатном долгу перед вами. И за то, что накормили, напоили, выходили и вылечили мою болезнь. Без вас моя жизнь уже была бы закончена, и я отправился бы в купель к Мастерам...
- Не нужны нам ни твоя благодарность, волвэ, ничего ты нам не должен. Как только достаточно окрепнешь, сможешь - лучше уходи, продолжай свой путь и оставь нас в покое. Нам нет дела до ваших разборок. - С этими словами казавшаяся мгновенье назад довольно милой старуха вышла за дверь, оставив его в растерянности.
- Как мне хоть к вам обращаться, скажите на милость? - это было единственное, что пришло ему на ум. В ответ ему было только молчание, да звук шаркающей поступи немолодого уже тела. Он подумал, что ему уже и не ответят, как вдруг донеслось негромкое, почти сказанное шепотом, но он расслышал:
- Когда то меня называли тетушкой Ахлаей.
***
Когда за “тетушкой” закрылась дверь, и она окончательно куда-то удалилась, путник, совсем недавно горевший в лихорадке, откинулся на спинку стула и прикрыл глаза. Он застыл, погрузился в свои мысли. Немного приоткрылись створки окна, впуская в невысокую комнату, по всей видимости, служившую кухней хозяйке, свежий весенний ветерок, дарующий блаженную прохладу. Заколыхались подвешенные для высушивания у дальней стены пучки неизвестных путнику трав. Легкое касание воздуха взлохмаченных волос, на которое путник никак не отреагировал.
“О чем же он думает, во что погрузился. Ты сильно изменился с нашей последней встречи, но это точно ты, не можешь не быть”, - затаенная боль промелькнула в последнем резком порыве ветра. Однако, тот ничего не заметил. Он был неподвижен и холоден. Лишь едва слышимое медленное дыхание свидетельствовало о том, что тот все ещё жив.
***
“Странный народ здесь обитает. Чужаков всюду не любят, но как-то странно. Почему пригрели, вылечили, накормили, а теперь прогоняют. Как она там меня назвала, - ‘волвэ.’ Нам нет дела до ваших разборок’. Кому это нам, и до каких разборок им нет дела? Сплошные вопросы и почти нет ответов. Похоже на то, что меня приняли за кого-то другого, ни капельки не поверили в мою историю, в то, что я издалека. Или все же поверили, но поняли меня не так. Ну что ж, нужно будет подкорректировать её. Поначалу ведь она вроде благожелательно относилась, улыбалась все время, от неё не веяло враждебностью. Но вот после моих слов... Что же я такого сказал?! Н-да, пустой вопрос. Нужно больше информации. Для этого нужно порасспросить местных. И ещё - подробнее узнать, как я все таки сюда попал, и где именно я очутился. Последнее, что я отчетливо помню - как уходил в след (догонял, если быть совсем честным) за караваном из порта, - Карика, вроде, - отправлявшегося в империю колдунов Смиро. Да, все верно, помню как уже под вечер третьего дня пути догнал их. После чего был долгий и тяжелый разговор с мастером-предводителем каравана. Потом удалось выменять миску уже остывшей, но все равно бесподобной мясной подливки у сонного повара на кувшин с шинийским. Пустая болтовня у костра с парой охранников, выставляли ночную стражу, распределяли между нами время вахты. Мне выпала третья часть ночи, уже почти под утро. Выделили место для сна под телегой. Потом повсюду огонь, крики, лужи крови. А дальше - пустота. Очнулся уже здесь. Вот та-акие вот дела творятся.”
***
Светило уже минуло середину небосвода, когда из-за дверей показалось вначале навершие посоха, блеснувшее в лучах солнца, а затем и его обладатель. Он осторожно ступал, слегка опираясь на посох. Вот уже вышел, совершил пару пробных шагов по новой земле, запрокинул голову и подставил лицо жарким лучам полуденного солнца. Лицо осенила блаженная улыбка человека, который последним видел лишь грязные стены дома да дышал лишь концентрированными травами в помещении, которые уже не мешало бы проветрить после лечения.
Легкая светлая куртка, которую он только достал из походного рюкзака, была раскрыта и открывала постороннему взору крепкое загорелое тело, испещренное шрамами, усеянное следами нелегких битв.
Вскоре ему наскучило греть голову на солнце, и чужак начал рассматривать окрестности. Из маленького окошка в комнатушке, где он очнулся, был виден лишь пустырь да опушка леса неподалеку, не более того. Высунуть голову, чтобы получше осмотреться, не позволяли размеры проема, так что, с уверенностью можно сказать, что он впервые с огромным любопытством смотрел по сторонам. Светлые серые глаза быстро, не упуская ни малейших деталей, изучали местность, при этом легкая полуулыбка так и не покидала его лица. По одну сторону дома, метрах в ста от него, находилась опушка виденного им леса.
“Надо будет по нему прогуляться, красивый, зараза.”
Неизвестные ему породы деревьев, странные голубоватые листья. Слышимый им прошлого дня крик какой-то птицы.
“Обязательно нужно изучить, но позже.”
Он уже успел повернуться, как резко развернулся и не мигая устремил взгляд в чащу. Глаза быстро и цепко осматривали тени, ища источник угрозы. Поза почти не изменилась, но теперь здесь стоял воин, готовый встретить возможного противника. Рука поудобнее перехватила посох, он немного отвел нижний конец в сторону, чтобы был размах для удара... Несколько долгих мгновений, невозможно долгих ударов сердца, он стоял, не шевелясь, не отрывая взгляда. Но ничего не происходило.
Птица кийшу продолжала мирно перепрыгивать с ветки на ветку в поисках ягод, в кустах шныряла мелкая живность, то ли мыши, то ли кроли. Ничего подозрительного.
Воин расслабился, трясущейся рукой протер глаза.
“Показалось. Всего-лишь показалось. Это лишь игра света, здесь нет и не может быть никаких Теней.”
Воспоминания о последней битве с одной из Теней всплыло, раскрылось. Воин сосредоточился, закрыл глаза, обернул себя в "кокон отрешенности", глубоко задышал в попытке привести сердце и ум в порядок, вернуть спокойствие и концентрацию. Этот прием с давних пор помогал ему оставаться невозмутимым и сфокусированным на деле. Выходило из рук вон плохо, но спустя пару минут дыхательной гимнастики уже ничего не мешало.
Он открыл глаза, огляделся как ни в чем не бывало и развернулся в противоположную сторону, повернувшись к лесу спиной. Первым, что бросалось в глаза, был пологий холм, шагах в ста от него, к которому вела протоптанная тропинка от дома знахарки (а то, что лечила его именно знахарка, ветеран не сомневался - как еще назвать эту "тетушку").
Густо росла жесткая, выжженная на полуденном солнце, трава, усеянная цветами с тускло-желтыми лепестками. Сухая, потрескавшаяся земля. Редкие, невысокие кривые деревца. И высоко-высоко небо. Прозрачное, чистое голубое небо. Смутное чувство какой-то неправильности засело в груди. Должен был пройти дождь, не просто дождь - самая настоящая гроза. Но нет, на небосводе не было ни намека на это. Помотав головой, выбросил из головы очередную залетевшую туда глупость.
И он пошел вперед, в сторону холма по тропе.
***
С холма открывался красивый вид: далеко впереди, в низине, окруженной со всех сторон холмами, растянулось поселение, вдоль главной и единственной улицы, пролегающей от края и до края, деревянные дома, покатые черепичные крыши.
“Здесь наберется около тридцати дворов, немаленькая такая деревня выходит.”
В центре улицы располагался большой, по сравнению с остальными, двухэтажный дом. Свежая уныло-красная краска на стенах.
“К чему бы?” - слегка удивился про себя путник.
Из дымовой трубы даже сейчас шел слабенький дым. Широкий чистый двор, конюшня. Единственный дом, у которого не видно пристроек для домашнего скота, птицы, огорода.
“Похоже на таверну, а по совместительству и дом местного старосты. А судя по дыму, то там ещё и готовят, зажаривают курочку, мясное рагу, может, даже холодное пиво найдется. Нет, это все потом. Первым делом нужно к старосте заглянуть, разузнать, куда меня занесло. И, возможно, как. А если ещё выйдет договориться какое-то время тут пожить, то к чертям уйду от безумной ‘тетушки’. Я, конечно, благодарен за уход, но оставаться с ней надолго никаких нервов не хватит. А потом можно и перекусить. Голод - это хорошо, значит иду на поправку”, - договорился сам с собой воин.
Рядом стояли дома победнее, и чем дальше от таверны, тем меньше были дома. И больше никаких мутно-красных стен.
Воин глубоко и тяжело дышал, стоя на вершине холма и опираясь на посох. Пот тонкими струйками стекал по его лицу. Нелегко дался ему этот подъем.
“А ведь еще был готов сражаться, вот смеху-то было бы. Хреновый сейчас из меня вояка.”
Дорога совершала поворот, уходя в сторону другого холма. И так по обе стороны от поселения.
“Какой идиот основал здесь поселение? Совершенно не выгодная позиция на случай нападения, даже стены - и той нет. Что за несуразица.
На этих холмах можно бы башни построить, - здесь прекрасный обзор, контроль за территорией, разъезды. Эх, не знают здесь люди войны, оно и к лучшему. Хоть где-то люди могут позволить себе быть беспечными.”
Тяжкий вздох вырвался из приоткрытых уст, вздох, не имеющий ничего общего с тяжелым подъемом.
“И еще эти холмы. В последних воспоминаниях меня окружали равнины с шикарными густыми лесами. И в Смиро, куда я направлялся, холмистой местности не было. А здесь только лес позади, впереди же - все как на ладони. Далеко, далеко же меня занесло.”
- Хватит отдыхать. Спуск будет легче. Да и разговор со старостой не ждет, - прошептал он. И пошел короткими шагами, опираясь одной рукой на посох, вниз по дороге, по направлению к деревне.
А легкий ветерок, который теперь ни на миг не оставлял нашего героя, сопровождал его, ласково взлохмачивая темные кудри.
- Мир и покой дому твоему, прекрасная хозяюшка. Я держу путь из далеких краев, и мое сердце (как и мой желудок) - радуется, видя, что в здесь помнят о древних законах гостеприимства, - молвил гость с трудом, опираясь на посох, вставая из-за стола. Однако, он продолжил, кланяясь в сторону старушки, стоявшей у двери и наблюдавшей за ним. - Я в неоплатном долгу перед вами. И за то, что накормили, напоили, выходили и вылечили мою болезнь. Без вас моя жизнь уже была бы закончена, и я отправился бы в купель к Мастерам...
- Не нужны нам ни твоя благодарность, волвэ, ничего ты нам не должен. Как только достаточно окрепнешь, сможешь - лучше уходи, продолжай свой путь и оставь нас в покое. Нам нет дела до ваших разборок. - С этими словами казавшаяся мгновенье назад довольно милой старуха вышла за дверь, оставив его в растерянности.
- Как мне хоть к вам обращаться, скажите на милость? - это было единственное, что пришло ему на ум. В ответ ему было только молчание, да звук шаркающей поступи немолодого уже тела. Он подумал, что ему уже и не ответят, как вдруг донеслось негромкое, почти сказанное шепотом, но он расслышал:
- Когда то меня называли тетушкой Ахлаей.
***
Когда за “тетушкой” закрылась дверь, и она окончательно куда-то удалилась, путник, совсем недавно горевший в лихорадке, откинулся на спинку стула и прикрыл глаза. Он застыл, погрузился в свои мысли. Немного приоткрылись створки окна, впуская в невысокую комнату, по всей видимости, служившую кухней хозяйке, свежий весенний ветерок, дарующий блаженную прохладу. Заколыхались подвешенные для высушивания у дальней стены пучки неизвестных путнику трав. Легкое касание воздуха взлохмаченных волос, на которое путник никак не отреагировал.
“О чем же он думает, во что погрузился. Ты сильно изменился с нашей последней встречи, но это точно ты, не можешь не быть”, - затаенная боль промелькнула в последнем резком порыве ветра. Однако, тот ничего не заметил. Он был неподвижен и холоден. Лишь едва слышимое медленное дыхание свидетельствовало о том, что тот все ещё жив.
***
“Странный народ здесь обитает. Чужаков всюду не любят, но как-то странно. Почему пригрели, вылечили, накормили, а теперь прогоняют. Как она там меня назвала, - ‘волвэ.’ Нам нет дела до ваших разборок’. Кому это нам, и до каких разборок им нет дела? Сплошные вопросы и почти нет ответов. Похоже на то, что меня приняли за кого-то другого, ни капельки не поверили в мою историю, в то, что я издалека. Или все же поверили, но поняли меня не так. Ну что ж, нужно будет подкорректировать её. Поначалу ведь она вроде благожелательно относилась, улыбалась все время, от неё не веяло враждебностью. Но вот после моих слов... Что же я такого сказал?! Н-да, пустой вопрос. Нужно больше информации. Для этого нужно порасспросить местных. И ещё - подробнее узнать, как я все таки сюда попал, и где именно я очутился. Последнее, что я отчетливо помню - как уходил в след (догонял, если быть совсем честным) за караваном из порта, - Карика, вроде, - отправлявшегося в империю колдунов Смиро. Да, все верно, помню как уже под вечер третьего дня пути догнал их. После чего был долгий и тяжелый разговор с мастером-предводителем каравана. Потом удалось выменять миску уже остывшей, но все равно бесподобной мясной подливки у сонного повара на кувшин с шинийским. Пустая болтовня у костра с парой охранников, выставляли ночную стражу, распределяли между нами время вахты. Мне выпала третья часть ночи, уже почти под утро. Выделили место для сна под телегой. Потом повсюду огонь, крики, лужи крови. А дальше - пустота. Очнулся уже здесь. Вот та-акие вот дела творятся.”
***
Светило уже минуло середину небосвода, когда из-за дверей показалось вначале навершие посоха, блеснувшее в лучах солнца, а затем и его обладатель. Он осторожно ступал, слегка опираясь на посох. Вот уже вышел, совершил пару пробных шагов по новой земле, запрокинул голову и подставил лицо жарким лучам полуденного солнца. Лицо осенила блаженная улыбка человека, который последним видел лишь грязные стены дома да дышал лишь концентрированными травами в помещении, которые уже не мешало бы проветрить после лечения.
Легкая светлая куртка, которую он только достал из походного рюкзака, была раскрыта и открывала постороннему взору крепкое загорелое тело, испещренное шрамами, усеянное следами нелегких битв.
Вскоре ему наскучило греть голову на солнце, и чужак начал рассматривать окрестности. Из маленького окошка в комнатушке, где он очнулся, был виден лишь пустырь да опушка леса неподалеку, не более того. Высунуть голову, чтобы получше осмотреться, не позволяли размеры проема, так что, с уверенностью можно сказать, что он впервые с огромным любопытством смотрел по сторонам. Светлые серые глаза быстро, не упуская ни малейших деталей, изучали местность, при этом легкая полуулыбка так и не покидала его лица. По одну сторону дома, метрах в ста от него, находилась опушка виденного им леса.
“Надо будет по нему прогуляться, красивый, зараза.”
Неизвестные ему породы деревьев, странные голубоватые листья. Слышимый им прошлого дня крик какой-то птицы.
“Обязательно нужно изучить, но позже.”
Он уже успел повернуться, как резко развернулся и не мигая устремил взгляд в чащу. Глаза быстро и цепко осматривали тени, ища источник угрозы. Поза почти не изменилась, но теперь здесь стоял воин, готовый встретить возможного противника. Рука поудобнее перехватила посох, он немного отвел нижний конец в сторону, чтобы был размах для удара... Несколько долгих мгновений, невозможно долгих ударов сердца, он стоял, не шевелясь, не отрывая взгляда. Но ничего не происходило.
Птица кийшу продолжала мирно перепрыгивать с ветки на ветку в поисках ягод, в кустах шныряла мелкая живность, то ли мыши, то ли кроли. Ничего подозрительного.
Воин расслабился, трясущейся рукой протер глаза.
“Показалось. Всего-лишь показалось. Это лишь игра света, здесь нет и не может быть никаких Теней.”
Воспоминания о последней битве с одной из Теней всплыло, раскрылось. Воин сосредоточился, закрыл глаза, обернул себя в "кокон отрешенности", глубоко задышал в попытке привести сердце и ум в порядок, вернуть спокойствие и концентрацию. Этот прием с давних пор помогал ему оставаться невозмутимым и сфокусированным на деле. Выходило из рук вон плохо, но спустя пару минут дыхательной гимнастики уже ничего не мешало.
Он открыл глаза, огляделся как ни в чем не бывало и развернулся в противоположную сторону, повернувшись к лесу спиной. Первым, что бросалось в глаза, был пологий холм, шагах в ста от него, к которому вела протоптанная тропинка от дома знахарки (а то, что лечила его именно знахарка, ветеран не сомневался - как еще назвать эту "тетушку").
Густо росла жесткая, выжженная на полуденном солнце, трава, усеянная цветами с тускло-желтыми лепестками. Сухая, потрескавшаяся земля. Редкие, невысокие кривые деревца. И высоко-высоко небо. Прозрачное, чистое голубое небо. Смутное чувство какой-то неправильности засело в груди. Должен был пройти дождь, не просто дождь - самая настоящая гроза. Но нет, на небосводе не было ни намека на это. Помотав головой, выбросил из головы очередную залетевшую туда глупость.
И он пошел вперед, в сторону холма по тропе.
***
С холма открывался красивый вид: далеко впереди, в низине, окруженной со всех сторон холмами, растянулось поселение, вдоль главной и единственной улицы, пролегающей от края и до края, деревянные дома, покатые черепичные крыши.
“Здесь наберется около тридцати дворов, немаленькая такая деревня выходит.”
В центре улицы располагался большой, по сравнению с остальными, двухэтажный дом. Свежая уныло-красная краска на стенах.
“К чему бы?” - слегка удивился про себя путник.
Из дымовой трубы даже сейчас шел слабенький дым. Широкий чистый двор, конюшня. Единственный дом, у которого не видно пристроек для домашнего скота, птицы, огорода.
“Похоже на таверну, а по совместительству и дом местного старосты. А судя по дыму, то там ещё и готовят, зажаривают курочку, мясное рагу, может, даже холодное пиво найдется. Нет, это все потом. Первым делом нужно к старосте заглянуть, разузнать, куда меня занесло. И, возможно, как. А если ещё выйдет договориться какое-то время тут пожить, то к чертям уйду от безумной ‘тетушки’. Я, конечно, благодарен за уход, но оставаться с ней надолго никаких нервов не хватит. А потом можно и перекусить. Голод - это хорошо, значит иду на поправку”, - договорился сам с собой воин.
Рядом стояли дома победнее, и чем дальше от таверны, тем меньше были дома. И больше никаких мутно-красных стен.
Воин глубоко и тяжело дышал, стоя на вершине холма и опираясь на посох. Пот тонкими струйками стекал по его лицу. Нелегко дался ему этот подъем.
“А ведь еще был готов сражаться, вот смеху-то было бы. Хреновый сейчас из меня вояка.”
Дорога совершала поворот, уходя в сторону другого холма. И так по обе стороны от поселения.
“Какой идиот основал здесь поселение? Совершенно не выгодная позиция на случай нападения, даже стены - и той нет. Что за несуразица.
На этих холмах можно бы башни построить, - здесь прекрасный обзор, контроль за территорией, разъезды. Эх, не знают здесь люди войны, оно и к лучшему. Хоть где-то люди могут позволить себе быть беспечными.”
Тяжкий вздох вырвался из приоткрытых уст, вздох, не имеющий ничего общего с тяжелым подъемом.
“И еще эти холмы. В последних воспоминаниях меня окружали равнины с шикарными густыми лесами. И в Смиро, куда я направлялся, холмистой местности не было. А здесь только лес позади, впереди же - все как на ладони. Далеко, далеко же меня занесло.”
- Хватит отдыхать. Спуск будет легче. Да и разговор со старостой не ждет, - прошептал он. И пошел короткими шагами, опираясь одной рукой на посох, вниз по дороге, по направлению к деревне.
А легкий ветерок, который теперь ни на миг не оставлял нашего героя, сопровождал его, ласково взлохмачивая темные кудри.